Продолжая движение, мы под вечер увидели совсем близко самый большой из островов лаки. Его зеленые вершины вздымались выше, чем холмы на берегу. И вот уже только широкий пролив отделяет нас от Девра Зиона, куда направлялся епископ Лука. Мы выехали на ровное поле, к очередному селению галла. Ни у кого не было лодки, зато все знали, что епископ Лука сейчас на острове. За ним приходила оттуда большая оболу – так лаки называют лодки из трех снопов папируса, связанных плугом. Мы до сих пор видели обычные, узкие лодчонки, которые опрокидываются при малейшем неверном движении. Лаки называют их шафат, галла – евелла.
Поблагодарив за информацию, мы съехали по крутому спуску к самой воде и сигналили до тех пор, пока к нам с той стороны не подошел какой-то любопытный лаки на маленькой шафат. До острова здесь было всего 2 километра, и мы попросили лодочника вернуться и передать, что мы приглашены епископом Лукой и нам нужна оболу. Вскоре кинооператор вместе с переводчиком и лакским гребцом уже сидел в широкой лодке епископа. Сам я уселся на обычной шафат, спина к спине с гребцом, который объяснил мне, что нельзя сгибать ноги в коленях и надо плотнее прижиматься к нему, чтобы не опрокинуться. Съемочную аппаратуру мы погрузили на другую шафат.
Моя лодка была кое-как связана полусгнившим лубом. Я оперся рукой, чтобы не сидеть в шистозомной воде, в ту же минуту две лубяные петли лопнули и шафат начал разваливаться. Гребцы не на шутку переполошились, все трое что-то кричали друг другу и нам на своем языке. На всякий случай соседи подогнали к нам свои лодки, хотя было очевидно, что спасаться у них, если наша лодка распадется, бесполезно, только опрокинемся все вместе.
Чувствуя, как мои штаны все глубже погружаются в теплую воду, где резвились микроскопические чудовища, я сидел будто вкопанный и судорожно сжимал руками стебли папируса, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение. Может быть, эти твари уже прокладывают себе путь через тонкую ткань шортов? Раньше до острова было рукой подать, теперь он вдруг отодвинулся куда-то страшно далеко. Никогда еще двадцать минут не казались мне такими долгими.
Когда мы вытащили на берег растрепанный сноп папируса, было очевидно, что этот шафат отслужил свой срок. Но мы добрались до Девра Зиона, а это все окупало.
От прибрежного папируса до скал внутри острова простирался поистине парковый ландшафт, на зеленых склонах высились старые деревья-исполины. Источенные ветрами утесы напоминали колонны и террасы разрушенного замка, который оброс цветущими кустами, лианами, кактусами и диковинными деревьями.
Мы шли очень быстро по горной тропе, не встречая ни полей, ни хижин, ни людей, лишь обезьян да многоцветных птиц. Наконец у наших ног простерлась глубокая долина в виде подковы. Ее ложе представляло собой сплошное зеленое болото с папирусом и зарослями камыша, в которых кишели длиннохвостые обезьяны и крупные болотные птицы.
От устья долины в озеро вдавалась песчаная коса, здесь мы застали епископа. Под его руководством два десятка лаки сооружали из только что срубленных сучьев нечто странное, больше всего похожее на двухэтажную клетку для птиц. Епископ Лука, явно удивленный нашим появлением, приветливо объяснил, что каркас обмажут глиной и получится дом для гостей с большой земли. Мы посмотрели на безлюдную заболоченную долину, на курящийся паром горячий источник, который впадал в озеро по соседству с косой.
А епископ тем временем уже развернул свои припасы и настаивал, чтобы мы ели его печенье и превосходные фрукты. Мы еще не успели опомниться от смущения, когда святой отец с тревогой в голосе добавил, что, закусив, мы сразу должны отправляться обратно, дескать, ночью озеро опасно из-за бегемотов. Мы ответили, что собираемся ночевать на острове. Ни в коем случае! При всей учтивости епископа Луки было очевидно, что ему не терпится нас спровадить.
– А пергаментные рукописи? Можно их посмотреть?
Рядом с епископом стоял высокий худощавый человек с орлиным носом, острой бородкой и проницательными глазами. Они посовещались и кивнули. Можно, только поскорей, сейчас нас проводят в церковь, а оттуда к лодкам.
Епископ быстро, но сердечно попрощался с нами, и так же быстро нам представили нашего проводника. Это был высокий спутник епископа, по имени Брю Мачинью, верховный вождь всех лаки, обитающих на пяти островах озера Звай, общим числом две с половиной тысячи. Следом за Брю, сопровождаемые вереницей его подданных, мы, тяжело дыша, затрусили вверх по склону между валунами и кактусоподобными деревьями. Подъем продолжался не один километр, наконец мы, совершенно измотанные, шатаясь на ходу, ступили на вершину острова. Отсюда открывался великолепный вид на озеро, соседние острова, дальний берег и горы. Прямо под нами, метрах в трехстах над озером, вырисовывались круглые соломенные крыши небольшой деревушки, прилепившейся на уступах склона. На самой вершине стоял сине-зеленого цвета квадратный домик из досок. Брю объяснил нам, что это новый монастырь и временная обитель епископа Луки.
Монах впустил нас в домик, и мы увидели на пыльной полке беспорядочную груду пожелтевших старинных рукописей и пергаментных книг. Брю гордо сообщил, что все это привезли с собой прадеды, пришедшие с севера много сотен лет назад. Я протянул руку наугад и вытащил огромную книгу длиной в полметра, с изумительно разрисованными страницами из кожи козлят. Картинки изображали древних патриархов в красочных облачениях и с крохотными ногами. Текст – черная с красными завитушками вязь непонятных эфиопских письмен – тоже смотрелся как произведение искусства. В любой библиотеке мира такая книга хранилась бы под стеклом в ряду самых дорогих реликвий.